- Все спят после вчерашнего веселья, - беззаботно и как бы даже с усмешкой ответил Изяслав на её опасения.
- Ага. Значит, в ночи ходить за хлебом – это просто привычка такая? – Аглая расслабленно, но тихо рассмеялась. Наверное, на этом до сих пор довольно хмуром и мокром лице, облепленным там и сям прядями волос, внезапный озорной блеск в глазах – уже совершенно обычных – выглядел даже как-то неестественно.
С другой стороны, они с этим мальчиком знакомы минут пятнадцать, из которых узнать о том, что для человека естественно, а что не безобразно, довольно затруднительно. Впрочем, какая разница.
Ночь дышит свежестью и сыростью, питая траву и землю. Впереди маячит тепло и безопасность, да и то, что Изя всё никак не отпускает ладонь, уже не смущает. Что плохого, в конце концов?
Аглаю жизнь давно научила, что всё, что у тебя есть, могут отнять в любую минуту, а поэтому не надо ни от чего и ни от кого отказываться сразу, просто потому что правила приличия не располагают. Вот болтаете вы, скажем, беззаботно в столовой, или подворовываете сигареты, или вовсе прячетесь в ночи в пустой комнате, пока не застукали – да мало ли что ещё? И всё это может исчезнуть одним утром, быть перечёркнутым следующим днём, и почти забытым всеми через месяц-другой.
Так и этот дождь – прольётся, освободит небо для нового дня, и уже на рассвете наверняка её, Аглаи, и след простынет.
А потому – веди, Изяслав Как-там-тебя-по-батюшке, показывай свой дом.
Теперь совсем хорошо.
- Ну, если тебя занесёт в мой район или попадёшь в дурную компанию, то и ждать долго не придётся, - обмен любезностями завершён, и все как бы согласились, но как бы, кажется, и не верят друг другу особо. Конечно, ляпнуть про должок было глупостью, но совершенно искренней, как искренне девушка всегда ценила акт заботы. Даже напускной.
***
Аккуратные шаги по деревянному покрытию. Ливень всё ярился, стуча по крыше и заливая окна потоками воды. Стук капель в отдалении теперь успокаивал, как умиротворяло тепло, исходящее от дома. Здесь пахло едой – самым уютным запахом на свете.
Всё-таки хорошей было идеей выйти кому-то за хлебом, не так ли?
Но Изяслав, конечно, нервничал. Интересно, сожалел ли? Один неосторожный поход в магазин – и ты соучастник шпионского проникновения в жилище. Даже если оно твоё.
И улик в этом жилище предостаточно.
Одинокая кровать, тумба, и даже микроволновка. Стол, заваленный всем, чем только можно. Впрочем, и пол, и кровать тоже были полны вещей, разглядывать которые было в любом случае неприлично.
- Хоо… почти как у нас в общаге. Что в школе, что после. И не такое видела. – рука теперь была свободна, и девушка, не слишком обращая внимания на содержимое комнаты, пыталась привести волосы хоть в какое-то подобие порядка: инстинкт, свойственной каждой особе женского пола, особенно рядом с представителем противоположного.
Ну, правда, в общаге интерната такое убранство посчитали бы детским садом. Алкоголь и сигареты там были самыми невинными из запретных плодов. Хотя, сказать по чести, явное смущение Изи девушку забавляло. По-доброму, как забавляются, увидев проявление наивности, но втайне сожалея, что сами эту невинность в суждениях потеряли.
— В любом случае, чувствуй себя как дома! Но не слишком громко. Хотя бы пока не кончится дождь.
- Значит, как только он закончится, можно будет шуметь? – хихикнула Аглая, проигнорировав ту часть, где ей лучше себя уже не ощущать как дома, едва тишина опустится на улицы города. И, насладившись украдкой зрелищем смущённого мальчика, направилась, куда послали. Вернее, направили.
Будущая Аглая Степановна озадачилась бы тем, а во что ей, собственно, переодеваться, отринув свою мокрую одежду, но неловкая сцена и сама ситуация задавили в ней здравый смысл.
А что же Оно? Оно голоса не подавало. Потому что почему нужно отказывать себе в удовольствии поглумиться над смертными?
Возможно, поэтому и удалось расслабиться.
***
Негромко шлёпая босыми ногами по полу – сандалии остались в прихожей – девушка добралась до ванной без приключений. Изредка доносились какие-то посторонние звуки, но они явно не представляли опасности, а те, кто – или что – их издавал, не собирались покидать свои жилища.
И хорошо. Дверь открылась, и… ну, что же, почти всё знакомое, только слегка более ухоженное. Сразу слева от входа передаёт привет тщательно вычищенный унитаз, за которым приютились какие-то ёмкости, ёршик и каноничный баллончик с казахскими заклинаниями на этикетке. Рядом, почти впритык, висит крохотная раковина, над ней – мутноватое зеркало с небольшой полочкой, сейчас пустующей. И, наконец, в углу, словно прижатая, ютится ванна, скромно укрытая за клеёнчатой занавеской с какими-то дурацкими дельфинчиками. Стены и пол выложены плиткой, и она слишком уж хороша для человека, который привык к облупленным покрытиям, страшным, словно из фильма ужасов.
Дверь за собой теперь закрыта. Наверное, с минуту Аглая просто стояла в помещении и прислушивалась. К себе. К шуршанию где-то за стенкой. К тихому гудению. К отдалённому стуку капель. К дыханию. Удивительно спокойному.
Здесь была горячая вода. Как можно не полюбить место, в котором есть горячая вода и чистая ванная?
И пока вода шумит, ведь нельзя сразу отрегулировать температуру сходу, девушка, одурманенная предвкушением тепла, беззаботно снимает с себя и флисовый кардиган, и облепившее всё тело платье. Мокрые бумажки по 50 и 50 рублей отправляются на полку под зеркалом. Туда же – ключ от комнаты. И туда же – тот предмет, который она брала с собой по привычке с давних пор. Нож.
Всё так же беззаботно платье развешивается на полотенцесушителе. На те же горячие трубы вешается и бельё. Это очень логично, в самом деле: если уж вместо платья можно обернуться полотенцем или выпросить себе обычную футболку, то с бельём такой трюк не пройдёт, так что его надо просто высушить кое-как.
Здесь, в этой ванной, почти и нет никаких личных вещей.
Здесь нет какого-нибудь вычурного геля для душа с запахом папайи, гуавы, мангостина, лонгана и ягод годжи. Нет шампуня с маслами из рогов оленя и выжимкой из пыльцы феи.
Просто мыло. Обычное, банное мыло в мыльнице в углу ванны.
Здесь и губки, конечно, нет, но да и зачем, это же личная вещь? И руками нормально.
Здесь нет и…
«Нет здесь никакого полотенца», - пронеслась, словно молния, очевидная мысль у Аглаи. Но было слишком поздно. Предательски поздно.
Ей только и оставалось, что стоять в ванной с лейкой для душа в руке. Мыло пахло хвоей, как, собственно, теперь и сама Аглая. И было приятное ощущение чистоты, тепла и лёгкости на коже.
Но вот ведь незадача. Там, у двери, на полотенцесушителе висит абсолютно мокрое, непригодное к носке платье. И пока еще не высохшее до конца белье. И полотенца там тоже не было.
И как ей теперь добираться до комнаты Изи обратно?
А ведь она в конце коридора!
Ей что, приоткрыть дверь и крикнуть «Эй, а полотенце можно?» и разбудить всех гостей? Или обернуться мокрым кардиганом? Или неловко подождать, пока её не потеряют и не пойдут проверять?
Будто бы в трансе, Аглая выключила воду и повесила лейку на место. Легко вздохнула. В наступившей почти что оглушительной тишине теперь слышалось лишь издевательское «кап-кап» с лейки, с кончиков волос и с тела. Робко выглядывая из-за шторки, девушка прикидывала, какому из трёх вариантов последовать.
Просто неловко.
Щепотку стыдно.
Капельку интересно.
И тут раздался стук в дверь.
